Проект познавательно-исследовательский. «Апельсиновая история

По всей Италии рассказывают историю о трех апельсинах. Но вот удивительно — в каждой местности ее рассказывают по-своему. Но Генуэзцы говорят одно, неаполитанцы — другое, сицилийцы — третье. А мы выслушали все эти сказки и теперь знаем, как все случилось на самом деле.

Жили когда-то король и королева. Был у них дворец, было королевство, были, конечно, и подданные, а вот детей у короля и королевы не было.

Однажды король сказал:
— Если бы у нас родился сын, я поставил бы на площади перед дворцом фонтан.

И била бы из него не вино, а золотистое оливковое масло. Семь лет приходили бы к нему женщины и благословляли бы моего сына.

Скоро у короля и королевы родился прехорошенький мальчик. Счастливые родители выполнили свой обет, и на площади забили два фонтана. В первый год фонтаны вина и масла вздымались выше дворцовой башни. На следующий год они стали пониже. Словом, королевский сын, что ни день, становился больше, а фонтаны — меньше.

На исходе седьмого года фонтаны уже не били, из них по капле сочилось вино и масло.

Как-то королевский сын вышел на площадь поиграть в кегли. А в это самое время к фонтанам притащилась седая сгорбленная старушонка. Она принесла с собой губку и два глиняных кувшина. По каплям губка впитывала то вино, то масло, а старуха выжимала ее в кувшины.

Кувшины почти наполнились. И вдруг — трах! — оба разлетелись в черепки.

Вот так меткий удар! Это королевский сын целился большим деревянным шаром в кегли, а попал в кувшины. В тот же миг иссякли и фонтаны, они уже не давали ни капли вина и масла. Ведь королевичу как раз в эту минуту исполнилось ровно семь лет.

Старуха погрозила скрюченным пальцем и заговорила скрипучим голосом:
— Слушай меня, королевский сын. За то, что ты разбил мои кувшины, я положу на тебя заклятье. Когда тебе минет трижды семь лет, на тебя нападет тоска.

И станет она тебя терзать, пока ты не найдешь дерево с тремя апельсинами.

А когда ты найдешь дерево и сорвешь три апельсина, тебе захочется пить.

Тогда-то мы и посмотрим, что будет.

Старуха злорадно засмеялась и поплелась прочь.

А королевский сын продолжал играть в кегли и через полчаса уже забыл и о разбитых кувшинах, и о старухином заклятье.

Вспомнил о нем королевич, когда ему исполнилось трижды семь — двадцать один год. Напала на него тоска, и ни охотничьи забавы, ни пышные балы не могли ее развеять.

— Ах, где найти мне три апельсина! — повторял он.

Услышали это отец-король и мать-королева и сказали:
— Неужели мы пожалеем для своего дорогого сына хота три, хоть три десятка, хоть три сотни, хоть три тысячи апельсинов!

И они навалили перед королевичем целую гору золотистых плодов. Но королевич только покачал головой.

— Нет, это не те апельсины. А какие те, что мне нужны, и сам не знаю.

Оседлайте коня, я поеду их искать Королевичу оседлали коня, он вскочил на него и поехал Ездил, ездил он по дорогам, ничего не нашел. Тогда свернул королевич с дороги и поскакал напрямик. Доскакал до ручья вдруг слышит тоненький голосок:
— Эй, королевский сын, смотри, как бы твой конь не растоптал моего домика!

Посмотрел королевич во все стороны — никого нет. Глянул под копыта коню — лежит в траве яичная скорлупка. Спешился он, наклонился, видит — сидит в скорлупке фея. Удивился королевич, а фея говорит:
— Давно у меня в гостях никто не бывал, подарков не приносил.

Тогда королевич снял с пальца перстень с дорогим камнем и надел фее вместо пояса. Фея засмеялась от радости и сказала:
— Знаю, знаю, чего ты ищешь. Добудь алмазный ключик, и ты попадешь в сад. Там висят на ветке три апельсина.
— А где же найти алмазный ключик? — спросил королевич.
— Это, наверно, знает моя старшая сестра. Она живет в каштановой роще.

Юноша поблагодарил фею и вскочил на коня. Вторая фея и вправду жила в каштановой роще, в скорлупке каштана. Королевич подарил ей золотую пряжку с плаща.

— Спасибо тебе, — сказала фея, — у меня теперь будет золотая кровать.

За это я тебе открою тайну. Алмазный ключик лежит в хрустальном ларце.

— А где же ларец? — спросил юноша.
— Это знает моя старшая сестра, — ответила фея. — Она живет в орешнике.

Королевич разыскал орешник. Самая старшая фея устроила себе домик в скорлупке лесного ореха. Королевский сын снял с шеи золотую цепочку и подарил ее фее. Фея подвязала цепочку к ветке и сказала:
— Это будут мои качели. За такой щедрый подарок я скажу тебе то, чего не знают мои младшие сестры. Хрустальный ларец находится во дворце. Дворец стоит на горе, а та гора за тремя горами, за тремя пустынями. Охраняет ларец одноглазый сторож. Запомни хорошенько: когда сторож спит — глаз у него открыт, когда не спит — глаз закрыт. Поезжай и ничего не бойся.

Долго ли ехал королевич, не знаем. Только перевалил он через три горы, проехал три пустыни и подъехал к той самой горе. Тут он спешился, привязал коня к дереву и оглянулся. Вот и тропинка. Совсем заросла она травой, — видно, в этих краях давно никто не бывал. Пошел по ней королевич. Ползет тропинка, извиваясь, как змея, все вверх да вверх. Королевич с нее не сворачивает. Так и довела его тропинка до вершины горы, где стоял дворец.

Пролетала мимо сорока. Королевич попросил ее:
— Сорока, сорока, загляни в дворцовое окошко. Посмотри, спит ли сторож.

Сорока заглянула в окошко и закричала:
— Спит, спит! Глаз у него закрыт!
— Э, — сказал себе королевич, — сейчас не время входить во дворец.

Подождал он до ночи. Пролетала мимо сова. Королевич попросил ее:
— Совушка, сова, загляни в дворцовое окошко. Посмотри, спит ли сторож.

Сова заглянула в окошко и проухала:
— Ух-ух! Не спит сторож! Глаз у него так на меня и смотрит.
— Вот теперь самое время, — сказал себе королевич и вошел во дворец.

Там он увидел одноглазого сторожа. Около сторожа стоял трехногий столик, на нем хрустальный ларчик. Королевич поднял крышку ларчика, вынул алмазный ключик, а что открывать им — не знает. Стал он ходить по дворцовым залам и пробовать, к какой двери подойдет алмазный ключик. Перепробовал все замки, ни к одному ключик не подходит. Осталась только маленькая золотая дверка в самом дальнем зале. Вложил королевич алмазный ключик в замочную скважину, он пришелся, как по мерке. Дверца сразу распахнулась, и королевич попал в сад.

Посреди сада стояло апельсиновое дерево, на нем росли всего-навсего три апельсина. Но какие это были апельсины! Большие, душистые, с золотой кожурой.

Словно все щедрое солнце Италии досталось им одним. Королевский сын сорвал апельсины, спрятал их под плащ и пошел обратно.

Только королевич спустился с горы и вскочил на коня, одноглазый сторож закрыл свой единственный глаз и проснулся. Он сразу увидел, что в ларце нет алмазного ключика. Но было уже поздно, потому что королевич скакал во весь опор на своем добром коне, увозя три апельсина.

Вот перевалил он одну гору, едет по пустыне. День знойный, на лазурном небе ни облачка. Раскаленный воздух струится над раскаленным песком.

Королевичу захотелось пить. Так захотелось, что ни о чем другом он и думать не может.

Да ведь у меня есть три апельсина! — сказал он себе. — Съем один и утолю жажду!

Едва он надрезал кожуру, апельсин распался на две половинки. Из него вышла красивая девушка.

— Дай мне пить, — попросила она жалобным голосом.

Что было делать королевичу! Он ведь и сам сгорал от жажды.

— Пить, пить! — вздохнула девушка, упала на горячий песок и умерла.

Скоро пустыня кончилась, юноша подъехал к лесу. На опушке приветливо журчал ручеек. Королевич бросился к ручью, сам напился, вволю напоил коня, а потом сел отдохнуть под раскидистым каштаном. Вынул он из-под плаща второй апельсин, подержал его на ладони, и стало томить королевича любопытство так же сильно, как недавно томила жажда. Что скрыто за золотой кожурой? И королевич надрезал второй апельсин.

Апельсин распался на две половинки, и из него вышла девушка. Она была еще красивее, чем первая.

— Дай мне пить, — сказала девушка.
— Вот ручей, — ответил королевич, — вода его чиста и прохладна.

Девушка припала к струе и мигом выпила всю воду из ручья, даже песок на дне его стал сухим.

— Пить, пить! — опять застонала девушка, упала на траву и умерла.

Королевич очень огорчился и сказал:
— Э, нет, уж теперь-то я и капли воды в рот не возьму, пока не напою третью девушку из третьего апельсина!

И он пришпорил своего коня. Проехал немного и оглянулся. Что за чудо!

По берегам ручья стеной встали апельсиновые деревья. Под густой зеленью их веток ручей наполнился водой и опять запел свою песенку.

Но королевич и тут не стал возвращаться. Он поехал дальше, прижимая к груди последний апельсин.

Как он страдал в пути от зноя и жажды, — и рассказать невозможно. Однако, рано или поздно, доскакал королевич до реки, что протекала у границ его родного королевства. Здесь он надрезал третий апельсин, самый большой и спелый. Апельсин раскрылся, словно лепестки, и перед королевичем появилась девушка невиданной красоты. Уж на что были хороши первые две, а рядом с этой показались бы просто дурнушками. Королевич взора не мог от нее отвести. Лицо ее было нежнее цветка апельсинового дерева, глаза зеленые, как завязь плода, волосы золотые, словно кожура спелого апельсина.

Королевский сын взял ее за руку и подвел к реке. Девушка наклонилась над рекой и стала пить. Но река была широка и глубока. Сколько ни пила девушка, воды не убывало.

Наконец красавица подняла голову и улыбнулась королевичу.

— Спасибо тебе, королевич, за то, что дал мне жизнь. Перед тобой дочь короля апельсиновых деревьев. Я так долго ждала тебя в своей золотой темнице!

Да и сестры мои тоже ждали.

— Ах, бедняжки, — вздохнул королевич. — Это я виноват в их смерти.
— Но ведь они не умерли, — сказала девушка. — Разве ты не видел, что они стали апельсиновыми рощами? Они будут давать прохладу усталым путникам, утолять их жажду. Но теперь мои сестры уже никогда не смогут превратиться в девушек.
— А ты не покинешь меня? — воскликнул королевич.
— Не покину, если ты меня не разлюбишь.

Королевич положил руку на рукоять своего меча и поклялся, что никого не назовет своей женой, кроме дочери короля апельсиновых деревьев.

Он посадил девушку впереди себя на седло и поскакал к родному дворцу.

Вот уже заблестели вдали дворцовые башенки. Королевич остановил коня и сказал:
— Подожди меня здесь, я вернусь за тобой в золотой карете и привезу тебе атласное платье и атласные туфельки.
— Не надо мне ни кареты, ни нарядов. Лучше не оставляй меня одну.
— Но я хочу, чтобы ты въехала во дворец моего отца, как подобает невесте королевского сына. Не бойся, я посажу тебя на ветку дерева, вот над этим прудом. Тут тебя никто не увидит.

Он поднял ее на руки, посадил на дерево, а сам въехал в ворота.

В это время хромоногая, кривая на один глаз служанка пришла к пруду полоскать белье. Она наклонилась над водой и увидела в пруду отражение девушки.

— Неужели это я? — закричала служанка. — Как я стала прекрасна! Верно, само солнце завидует моей красоте!

Служанка подняла вверх глаза, чтобы посмотреть на солнце, и заметила среди густой листвы девушку. Тут служанка поняла, что видит в воде не свое отражение.

— Эй, кто ты такая и что тут делаешь? — со злобой крикнула служанка.
— Я невеста королевского сына и жду, когда он приедет за мной.

Служанка подумала: Вот случай перехитрить судьбу.

— Ну, это еще неизвестно, за кем он приедет, — ответила она и принялась изо всех сил трясти дерево.

Бедная девушка из апельсина старалась, как могла, удержаться на ветвях. Но служанка раскачивала ствол все сильнее и сильнее. Девушка сорвалась с ветки и, падая, превратилась опять в золотистый апельсин.

Служанка живо схватила апельсин, сунула за пазуху и полезла на дерево. Только успела она примоститься на ветке, как подъехал королевич в карете, запряженной шестеркой белых коней.

Служанка не стала дожидаться, пока ее снимут с дерева, и спрыгнула на землю.

Королевич так и отшатнулся, увидев свою невесту хромоногой и кривой на один глаз.

Служанка быстро сказала:
— Э, женишок, не беспокойся, это все у меня скоро пройдет. В глаз мне попала соринка, а ногу я отсидела на дереве. После свадьбы я стану еще лучше, чем была.

Королевичу ничего другого не оставалось, как везти ее во дворец. Ведь он поклялся на своем мече.

Отец-король и мать-королева очень огорчились, увидев невесту своего любимого сына. Стоило ездить за такой красоткой чуть не на край света! Но раз слово дано, надо его выполнять. Принялись готовиться к свадьбе.

Настал вечер. Весь дворец так и сиял огнями. Столы были пышно накрыты, а гости разряжены в пух и прах. Все веселились. Невесел был только королевский сын. Его томила тоска, такая тоска, будто он и не держал никогда в руках трех апельсинов. Хоть снова садись на коня да поезжай неведомо куда, неизвестно за чем.

Тут ударили в колокол, и все сели за стол. А во главе стола посадили молодых. Слуги обносили гостей искусно приготовленными кушаньями и напитками.

Невеста попробовала одного кушанья, попробовала другого, но каждый кусок так и застревал у нее в горле. Ей хотелось пить. Но, сколько она ни пила, жажда не унималась. Тогда она вспомнила про апельсин и решила его съесть.

Вдруг апельсин выкатился у нее рук и покатился по столу, выговаривая нежным голосом: Кривая кривда сидит за столом, А правда с нею проникла в дом!

Гости затаили дыхание. Невеста побледнела. Апельсин прокатился вокруг стола, подкатился к королевичу и раскрылся. Из него вышла прекрасная дочь короля апельсиновых деревьев.

Королевич взял ее за руки и подвел к отцу и матери.

— Вот моя настоящая невеста!

Злую обманщицу тотчас прогнали прочь. А королевич с девушкой из апельсина отпраздновали веселую свадьбу и прожили счастливо до глубокой старости.

Жил на свете апельсин.
Он родился в замечательной стране с ванильным небом и горячей землей. Но ее апельсин не помнил. Помнил ящики - мрачные, темные. А теперь знал свою полочку на витрине большого, шумного магазина.
Апельсин ничем не отличался от своих рыжих родственников: был круглым, сочным, весь в веселых пупырышках.
Но Девочка выбрала именно его:
- Мама! Смотри, какое солнышко!
Апельсин порыжел от смущения: его еще никто никогда не звал солнышком. Звали - апельсином, звали - цитрусовым, звали - фруктом, но солнышком - никогда… Поэтому он сразу же полюбил эту чудесную Девочку с волшебными глазами: ведь только она под рыжими пупырышками сумела разглядеть - солнце.
Целый день они играли вместе. Девочка рассказала апельсину много интересных вещей, которые он не знал, живя на витрине универсама. Девочка познакомила апельсина со своим куклами. Апельсин вежливо поздоровался со златокудрыми красавицами: если честно, их неприступно-прекрасные лица не понравились апельсину, но ему очень хотелось понравиться подружкам своей зеленоглазой волшебницы.
Под вечер Девочка положила апельсин на подоконник, а сама куда-то убежала.
Апельсин на нее не обиделся.
А просто стал ждать.
В счастье время казалось пушинкой: минуты золотистыми бабочками порхали вокруг, весело кружили в воздухе, с легким шорохом улетали вдаль…
Апельсин знал, куда летят эти непоседы.
К его Девочке.
Всё хорошее, светлое, доброе в этом мире серебряным ручейком лилось к ней.
Апельсин был счастлив.
Потому что с той минуты, когда он познакомился с Девочкой, апельсин перестал быть - просто апельсином, он чувствовал себя солнышком - апельсиновым солнышком…
Вечером Девочка подбежала к подоконнику, взяла апельсин в руки, прижала к своим нежным щечкам. Апельсину стало трудно дышать от счастья
- Солнышко, а можно я тебя попробую? - ласково улыбнулась Девочка.
-Конечно… - едва слышно прошептал апельсин, поворачиваясь к Девочке самым сочным бочком.
Когда с него снимали кожицу, было больно.
Но апельсин улыбался.
Потому что улыбалась Девочка: осторожно касалась его пальчиками, каждую минуту подносила к лицу, чтобы вдохнуть его аромат.
Когда Девочка отломила дольку, стало еще больнее.
Но апельсин улыбался.
Потому что улыбалась Девочка, и всё вокруг становилось апельсиново-прекрасным: синий вечер за окном, звезды в небе, белые снежинки в свете фонаря…
С последней долькой боль стала невыносимой, она уже не умещалась в маленьком апельсиновом сердце и лилась по белым ручкам Девочки.
Но апельсин улыбался.
Потому что улыбалась Девочка, и апельсин чувствовал себя - солнышком.
И ему хотелось оставаться им до конца - солнышком для этой Девочки с волшебными зелеными глазами.
Только сейчас он понял, что самое главное счастье в жизни - это быть солнцем для кого-то…
- Можно? - Девочка дотронулась до последней долечки.
- Конечно! - засиял золотыми глазками апельсин.
И Девочка его съела.
А апельсин всё равно улыбался.
Он уже не был тем золотым шариком, нет.
Но он был.
Им пахли звезды, качающиеся в сиреневых волнах ночного неба.
Снежинки в золотом свете фонаря отдавали апельсиновым солнцем.
И нежные пальчики Девочки пахли апельсином.
Апельсин улыбался, потому что весь мир улыбался апельсиновым счастьем…

Теплым июньским вечером ребята возвращались с прогулки. Приустали и попримолкли. Ходили в поля, через полотно железной дороги. В полях под вечер было тихо и душисто от цветущей ржи. Ребята тащили с собой букеты васильков и розового куколя. В коробках шевелились майские жуки.

С детьми была тетя Нюта.

Подошли к полотну, пришлось подождать: шел поезд. Мальчики хотели уж рассматривать паровоз, но поезд промчался мимо. Оказалось - товарный.

Палатка на станции была открыта; на прилавке сладости, сыр, колбаса, бутылки с шипучей водой, фрукты.

Тетя Нюта купила апельсин, крупный, красновато-желтый. Сначала апельсин нюхали. Уж и запах! Какой чудесный! Потом разделили на дольки. Съели. Сок даже потек по пальцам, - такой был апельсин сочный.

Дети заинтересовались и стали расспрашивать тетю Нюту про апельсин: откуда он, да почему его у нас не сажают?

Тетя Нюта сказала:

Потерпите, вот придем домой, сядем отдыхать после гулянья, я вам и расскажу, что знаю про апельсин.

Как пришли домой, расположились в комнате, где был уютный, просторный диван. Тетя Нюта села на диван с вытянутыми ногами: диван был очень глубокий. Рядом с ней поместились Коля, Настя, в уголке дивана Федя.

Теперь успокойтесь, - сказала тетя Нюта, - и я вам расскажу про апельсин.

Все умолкли. Тетя Нюта начала свой рассказ:

Вы, ребята, знаете, что на свете много всяких стран, всяких народов, и не везде бывает зимой так холодно, как у нас. Есть такие края, где даже зимой - подумайте! - даже зимой не бывает ни льда, ни снега. Когда у нас трещат морозы, и мы только и заботимся, как бы получше истопить печи, там цветут всякие цветы, речки и ручьи так же текут, как и летом. Там и зимой можно ходить в одном платье. Такие жаркие страны называются «юг».

На юге-то и растут апельсины. А растут они на деревьях вроде наших яблонь, только погуще. Листья у них глянцевитые, крепкие, темные. Если такой лист взять в руки и потереть в пальцах, почувствуешь прекрасный апельсинный запах. А у нас мороз, и апельсинное дерево гибнет. Ведь мы живем не на юге, а на севере. У нас еще ничего. У нас растут и яблони, и груши, и сливы, а есть на свете такие места, где и яблонька-то от холода не может вырасти.

В тех краях зимою тьма. Там живут самоеды, ходят в мехах и ездят на собаках.

На теплом юге был один апельсиновый сад. Расположился он по склону горы. Над ним зеленела кудрявая горная вершина, а под ним, внизу, расстилалось голубое море: вода и вода без конца, как будто до самого неба.

Апельсины цветут зимой маленькими белыми, точно восковыми, цветочками, и тогда в саду одуряющий запах.

Апельсины, сначала маленькие и зеленые, росли быстро и к лету созрели. Теперь на деревьях, в густых темно-зеленых ветвях, торчали желтые крупные плоды на коротких ножках. Среди них был и тот самый апельсин, который мы с вами только что съели возле станции.

Не подумайте, ребята, что на юге, где так тепло, где есть и море и горы, все люди живут ничего не делая и только веселятся. Наоборот, там приходится вот как трудиться. Земля там сухая, каменистая, дождей бывает летом мало, и обрабатывать землю очень трудно. Зато фрукты родятся как нельзя лучше. Их там разводят очень много, чтобы продавать. В день сбора плодов в саду небывалое праздничное оживление; крестьяне целой толпой высыпают в сад, и начинается сбор. Вот апельсины уже и в ящиках, для отправки в дальние места.

Наш апельсин завернули в бумажку, белую с синим, и положили в деревянный новый ящик. Когда апельсины укладывали, даже бабочки и пчелы подлетали к ящикам, - такой был сладкий, приятный запах. Лежал наш апельсин рядышком с другими такими же апельсинами, такого же роста и сорта, как на подбор. Когда ящики закрыли и заколотили, там стало совсем темно и так душно, что мы с вами задохнулись бы. На ящике написали: «Апельсины».

Потом подъехала повозка, в которую впряжен был серый ослик. Морда у него была почерней, и черная полоска бежала по всей спине к хвосту, а хвост был длинный и кончался порядочной черной кисточкой. Положили ящики на повозку, и умный осел повез ее тихонько под гору по белой пыльной дороге. Двигаться с такой поклажей ослику было вовсе не легко. Когда дорога шла круто книзу, тяжелые ящики так наваливались сзади, что он должен был упираться передними ногами, чтобы не разбежаться без удержу и не упасть.

Вот и морской берег. Вода в море зеленая. Тихо покачиваются лодки. Даже большой пароход, стоящий тут же, чуть-чуть поднимается и опускается на ласковых волнах.

Этот пароход с трубой, с мачтами, с капитанской вышкой, ждет у пристани наших апельсинов.

Ослик довез их до берега, а пароход повезет их дальше, далеко-далеко, в другие страны.

Когда осел подъехал на набережную, к повозке подошли грузчики 1 . Работа их очень тяжелая; им жарко работать на южном солнце, и они ходят голые до пояса, так что кожа у них такая загорелая, какая у вас бывает к концу лета.

Осел почувствовал, что его повозка облегчилась, и пошел обратно таким бодрым шагом, что не нужно было его и погонять.

Ящик с нашими апельсинами лежал теперь в трюме 2 . Там было темно, пахло фруктами. Рядом лежали еще ящики, очень много, - можно бы, кажется, накормить апельсинами целую армию. Не прошло и двух часов, как раздался пронзительный гудок. У большой черной трубы показался белый пар, и пароход загудел густым басом, сначала один раз, через несколько минут два раза, а потом и все три, и после третьего гудка нагруженный апельсинами пароход двинулся с места.

Матросы прощались с остающимися на берегу, смеялись, шутили. Через несколько минут пароход отплыл далеко от маленького городка, где так много апельсиновых садов.

На пароходе у нашего апельсина, кроме других апельсинов, оказались еще презабавные соседи. Там же, около апельсинных ящиков, жили обезьяна и попугай. Попугай был привязан за лапу, чтобы не улетал, а обезьяна жила на воле.

Когда пароход был в еще более жарких странах, матросы купили там себе для забавы эту обезьяну, да кстати уж и попугая, который продавался с ней заодно. С тех пор они оба жили на пароходе и были всеобщими любимцами.

Обезьянка была небольшая, обыкновенная мартышка - резвая, веселая, - хвост длинный, цепкий; четыре руки, тоже длинных и цепких. Она все время скакала да прыгала по всему пароходу. Вдруг возьмет да и пройдется по палубе на руках вниз головой. А то влезет на высокую мачту, схватит конец веревки или тряпочки и машет, точно говорит: «До свиданья! До свиданья!». А на пароходе кругом все смеются. Обезьяну любили кормить фруктами, орехами. Замечательно ела она карамельки - как человек. Осклабится и сядет на корточки на ящик, возьмет карамельку в руки, аккуратно развернет и положит за щеку.

Попугай - тот был посерьезнее. Большею частью сидит нахохлившись, а иногда раскроет свои большие крылья, синие с желтым, и заорет по-своему. А то уцепится толстым своим клювом за край ящика или за перекладину какую-нибудь и начнет потихоньку лазать. Ведь он в родном своем лесу привык лазать по веткам деревьев, и теперь ему без лазанья скучно. Вот он и развлекает себя.

Иногда обезьяна расшалится, разрезвится, подскочит к своему соседу попугаю и начнет его лапой трогать, а он распушится и клюв раскрывает. Все матросы на пароходе много забавлялись на обезьяну с попугаем. Вот с какими интересными спутниками путешествовал на пароходе наш апельсин.

Когда мы с вами, ребята, будем в Москве, я вас свожу в Зоологический сад. Там вы увидите и настоящую обезьяну и настоящего попугая.

Я был в Зоологическом саду с папой, - сказал Коля. - Там я видел много обезьян и нескольких попугаев. Один даже разговаривал…

Я тоже была, - подхватила Настя.

Вот и отлично, - сказала тетя Нюта. - Значит вы сходите еще раз в Зоологический сад…

Конечно. Я жду, не дождусь еще раз попасть в Зоологический сад, - воскликнул Коля. - Там львы, тигры… Даже слон есть с огромным хоботом…

Ну, - остановила его тетя Нюта, - мы занялись Зоологическим садом и забыли про наш апельсин… Хотите дальше про него слушать?

Не думайте, ребята, что апельсин наш ехал час или два, как мы ездим от Москвы до Сосновки. Наш апельсин ехал целый день, потом целую ночь, потом еще день, потом еще ночь, и еще день, и еще ночь…

Он ехал далеко, в СССР, в Россию.

Так ехал наш апельсин несколько дней и наконец приплыл он к нашему русскому городу, который называется Одесса. Отсюда уж нужно было дальше ехать по суше, по обширным нашим степям и лесам. Как только пароход прогудел и причалил, вошли в него опять грузчики и вытащили на спине ящики с апельсинами. Вот уже лежит наш апельсин в своем ящике на каменной набережной.

Но апельсин наш ехал даже и не в Одессу, а назначался в Москву. А от Одессы до Москвы идет прямая железная дорога. Когда мы были на станции, вы, ребята, заметили, что мимо нас проехал длинный-предлинный товарный поезд?

Как же. В нем было шестьдесят вагонов, - вставил Коля.

Да, целых шестьдесят вагонов, - подтвердила тетя Нюта. - В пассажирских ездят только люди - пассажиры, да тот багаж, который они везут с собой, а в товарных возят всякие товары и животных - быков, свиней, - и камень для построек, и доски, и мануфактуру, и муку. Вот в таком-то поезде наш апельсин и отправился в Москву, на север. В вагоне ящики аккуратно поставили один на другой так, что весь почти вагон ими заставили, потом закрыли тяжелую дверь и привесили к ней большой железный замок, чтобы какой-нибудь грабитель не мог вытащить ящиков из вагона. В других вагонах шли в Москву сахар, шерсть, мука…

Товарный поезд шел скоро, и часто мелькал мимо станций, точь-в-точь как сегодня мимо нашей Сосновки. Зато иногда стоял и час и два, а то и полсуток дожидался, когда освободится дорога.

Между тем погода была уж не такая, как на южных морях. Сколько поезд ни ехал, сколько верст ни отмахивал, - дождь да дождь, да еще холодный. Березы стояли мокрые, траву и цветы точно в воду окунули. Подует ветер, - с веток так и закапает, а небо серое, как сукно.

Вот показался наконец и большой город. Фабричные трубы, высокие дома, вдали огромный золотой купол, - Москва.

Вагон с апельсинами отперли, дверь раскрыли и стали выгружать ящики на платформу. Вот опять лежит наш апельсин с другими вместе на платформе. Только это уж в последний раз. Теперь ему уж некуда больше ехать. Теперь он попадет прямо на склад, а потом в лавку.

Как же вы думаете, ребята, сколько верст проехал наш апельсин?

Верст сто, - сказал кто-то.

Больше, больше! - закричали другие.

Дети заспорили, сколько верст проехал съеденный ими апельсин. Говорили - сто, двести, пятьсот.

Нет, - сказала тетя Нюта. - Наш апельсин проехал около двух тысяч пятисот верст…

Ну, вот, ребята… В Москве на складе для палатки на нашей станции купили на продажу целый ящик с апельсинами. Это был как раз тот ящик, в котором лежал наш апельсин. Часть апельсинов выложили на прилавок. Мы в это время проходили мимо станции. Апельсин мы купили, и все вместе съели. Стало быть, выходит так, что апельсин наш ехал две тысячи пятьсот верст для того, чтобы попасть к нам в рот… Вы косточки, наверное, выкинули?

Нет, у меня есть косточка, - сказал Коля.

Косточка была светло-желтая, почти белая, и твердая, как всякая косточка. Тетя Нюта посоветовала взять эту косточку и посадить ее в горшок с землей.

Сказано - сделано.

Принесен был горшок, поставлен на подоконник. Дырочку в дне горшка заложили черепком, насыпали земли почти доверху, посадили в землю косточку и полили водой.

Не прошло и двух недель, как из земли поднялся зеленый росток. Ребята были очень рады, что у них растет настоящее апельсиновое дерево. Через год оно было уже вершка в полтора высоты и пустило три хороших, крепких листка. Стоило потереть листок, - получался чудесный апельсинный запах. Но потерли только один разочек, чтобы не испортить молодого деревца.

И вырос у них настоящий южный апельсин. Только плодов он принести на севере не может. Для этого ему и в наших теплых комнатах холодно.

1 Грузчики, это - люди, которые грузят на пароходы тяжелые вещи: товары, поклажу, так же, как у нас на больших реках.
2 Нижняя часть парохода, внутри.

История апельсина. Рассказ С. Шервинского. Рисунки Л. Жолткевич. М.: Государственное издательство, 1927

Наша повседневная жизнь - как длинная серпантинная лента - тянется и тянется. Если все время следовать этой ленте, очень скоро пропадают из головы сумасшедшие мысли, организм становится такой медленный на подъём и вас накрывает Никакое Настроение. Потому что ничего не происходит. Все как всегда, каждое утро. Один и тот же маршрут, одни и те же люди, одинаковые действия... Пребывая в этом сером состоянии, очень легко забыть, что бывает и по другому.

Но! Мы ведь сами себе хозяева, правда? Разве трудно сделать что-то необычное, что может быть давно хочется, но так же давно откладывается? Каждый день в проекте сайта Кален-Дар посвящен одному празднику. Вы можете следовать им или не следовать. Но если вам захочется необычного - посмотрите какой сегодня день. Может, вы его давным давно ждали, а он взял и наступил?

Ты никогда не слышал об апельсиновых сказках? Не смеши, это должно означать, что ты никогда не ел апельсинов! Каждый из этих влажных, солнечных, ярких шариков рассказывает тебе сказку – она начинается всякий раз, как только ты бросаешь взгляд на полку с фруктами в магазине. Это тёплые истории о землях, где не видели снега, жаркие рассказы о диких и травоядных обитателях южных равнин, душные притчи об удивительных чёрных руках, срывающих с ветки спелый плод… Ведь каждый одомашненный апельсин, пусть даже выращенный в теплице под Ростовом-на-Дону, – настоящий африканец, как его ни крути! И внутри каждого из них живёт своё маленькое солнце – апельсиновая сказка… сегодня самый подходящий день для одной из них, не правда ли?



День апельсиновых сказок? А почему бы и нет. Предлагаем вам подборку сказок. И почитать и посмотреть.



ТРИ АПЕЛЬСИНА


Итальянская сказка


По всей Италии рассказывают историю о трех апельсинах. Но вот удивительно - в каждой местности ее рассказывают по-своему. Но Генуэзцы говорят одно, неаполитанцы - другое, сицилийцы - третье. А мы выслушали все эти сказки и теперь знаем, как все случилось на самом деле.


Жили когда-то король и королева. Был у них дворец, было королевство, были, конечно, и подданные, а вот детей у короля и королевы не было.


Однажды король сказал:


- Если бы у нас родился сын, я поставил бы на площади перед дворцом фонтан. И била бы из него не вино, а золотистое оливковое масло. Семь лет приходили бы к нему женщины и благословляли бы моего сына.


Скоро у короля и королевы родился прехорошенький мальчик. Счастливые родители выполнили свой обет, и на площади забили два фонтана. В первый год фонтаны вина и масла вздымались выше дворцовой башни. На следующий год они стали пониже. Словом, королевский сын, что ни день, становился больше, а фонтаны - меньше.


На исходе седьмого года фонтаны уже не били, из них по капле сочилось вино и масло.


Как-то королевский сын вышел на площадь поиграть в кегли. А в это самое время к фонтанам притащилась седая сгорбленная старушонка. Она принесла с собой губку и два глиняных кувшина. По каплям губка впитывала то вино, то масло, а старуха выжимала ее в кувшины.


Кувшины почти наполнились. И вдруг - трах! - оба разлетелись в черепки. Вот так меткий удар! Это королевский сын целился большим деревянным шаром в кегли, а попал в кувшины. В тот же миг иссякли и фонтаны, они уже не давали ни капли вина и масла. Ведь королевичу как раз в эту минуту исполнилось ровно семь лет.


Старуха погрозила скрюченным пальцем и заговорила скрипучим голосом:


- Слушай меня, королевский сын. За то, что ты разбил мои кувшины, я положу на тебя заклятье. Когда тебе минет трижды семь лет, на тебя нападет тоска. И станет она тебя терзать, пока ты не найдешь дерево с тремя апельсинами. А когда ты найдешь дерево и сорвешь три апельсина, тебе захочется пить. Тогда-то мы и посмотрим, что будет.


Старуха злорадно засмеялась и поплелась прочь.


А королевский сын продолжал играть в кегли и через полчаса уже забыл и о разбитых кувшинах, и о старухином заклятье.

Вспомнил о нем королевич, когда ему исполнилось трижды семь - двадцать один год. Напала на него тоска, и ни охотничьи забавы, ни пышные балы не могли ее развеять.

Ах, где найти мне три апельсина! - повторял он.

Услышали это отец-король и мать-королева и сказали:

Неужели мы пожалеем для своего дорогого сына хота три, хоть три десятка, хоть три сотни, хоть три тысячи апельсинов!

И они навалили перед королевичем целую гору золотистых плодов. Но королевич только покачал головой.

Нет, это не те апельсины. А какие те, что мне нужны, и сам не знаю. Оседлайте коня, я поеду их искать

Королевичу оседлали коня, он вскочил на него и поехал. Ездил, ездил он по дорогам, ничего не нашел. Тогда свернул королевич с дороги и поскакал напрямик. Доскакал до ручья, вдруг слышит тоненький голосок:

Эй, королевский сын, смотри, как бы твой конь не растоптал моего домика!

Посмотрел королевич во все стороны - никого нет. Глянул под копыта коню - лежит в траве яичная скорлупка. Спешился он, наклонился, видит - сидит в скорлупке фея. Удивился королевич, а фея говорит:

Давно у меня в гостях никто не бывал, подарков не приносил.

Тогда королевич снял с пальца перстень с дорогим камнем и надел фее вместо пояса. Фея засмеялась от радости и сказала:

Знаю, знаю, чего ты ищешь. Добудь алмазный ключик, и ты попадешь в сад. Там висят на ветке три апельсина.

А где же найти алмазный ключик? - спросил королевич.

Это, наверно, знает моя старшая сестра. Она живет в каштановой роще.

Юноша поблагодарил фею и вскочил на коня. Вторая фея и вправду жила в каштановой роще, в скорлупке каштана. Королевич подарил ей золотую пряжку с плаща.

Спасибо тебе, - сказала фея, - у меня теперь будет золотая кровать. За это я тебе открою тайну. Алмазный ключик лежит в хрустальном ларце.

А где же ларец? - спросил юноша.

Это знает моя старшая сестра, - ответила фея. - Она живет в орешнике.

Королевич разыскал орешник. Самая старшая фея устроила себе домик в скорлупке лесного ореха. Королевский сын снял с шеи золотую цепочку и подарил ее фее. Фея подвязала цепочку к ветке и сказала:

Это будут мои качели. За такой щедрый подарок я скажу тебе то, чего не знают мои младшие сестры. Хрустальный ларец находится во дворце. Дворец стоит на горе, а та гора за тремя горами, за тремя пустынями. Охраняет ларец одноглазый сторож. Запомни хорошенько: когда сторож спит - глаз у него открыт, когда не спит - глаз закрыт. Поезжай и ничего не бойся.

Долго ли ехал королевич, не знаем. Только перевалил он через три горы, проехал три пустыни и подъехал к той самой горе. Тут он спешился, привязал коня к дереву и оглянулся. Вот и тропинка. Совсем заросла она травой, - видно, в этих краях давно никто не бывал. Пошел по ней королевич. Ползет тропинка, извиваясь, как змея, все вверх да вверх. Королевич с нее не сворачивает. Так и довела его тропинка до вершины горы, где стоял дворец.

Пролетала мимо сорока. Королевич попросил ее:

Сорока, сорока, загляни в дворцовое окошко. Посмотри, спит ли сто- рож.

Сорока заглянула в окошко и закричала:

Спит, спит! Глаз у него закрыт!

Э, - сказал себе королевич, - сейчас не время входить во дворец.

Подождал он до ночи. Пролетала мимо сова. Королевич попросил ее:

Совушка, сова, загляни в дворцовое окошко. Посмотри, спит ли сто- рож.

Сова заглянула в окошко и проухала:

Ух-ух! Не спит сторож! Глаз у него так на меня и смотрит.

Вот теперь самое время, - сказал себе королевич и вошел во дворец.

Там он увидел одноглазого сторожа. Около сторожа стоял трехногий столик, на нем хрустальный ларчик. Королевич поднял крышку ларчика, вынул алмазный ключик, а что открывать им - не знает. Стал он ходить по дворцовым залам и пробовать, к какой двери подойдет алмазный ключик. Перепробовал все замки, ни к одному ключик не подходит. Осталась только маленькая золотая дверка в самом дальнем зале. Вложил королевич алмазный ключик в замочную скважину, он пришелся, как по мерке. Дверца сразу рас- пахнулась, и королевич попал в сад.

Посреди сада стояло апельсиновое дерево, на нем росли всего-навсего три апельсина. Но какие это были апельсины! Большие, душистые, с золотой кожурой. Словно все щедрое солнце Италии досталось им одним. Королевский сын сорвал апельсины, спрятал их под плащ и пошел обратно.

Только королевич спустился с горы и вскочил на коня, одноглазый сторож закрыл свой единственный глаз и проснулся. Он сразу увидел, что в ларце нет алмазного ключика. Но было уже поздно, потому что королевич скакал во весь опор на своем добром коне, увозя три апельсина.

Вот перевалил он одну гору, едет по пустыне. День знойный, на лазурном небе ни облачка. Раскаленный воздух струится над раскаленным песком. Королевичу захотелось пить. Так захотелось, что ни о чем другом он и думать не может.

"Да ведь у меня есть три апельсина! - сказал он себе. - Съем один и утолю жажду!"

Едва он надрезал кожуру, апельсин распался на две половинки. Из него вышла красивая девушка.

Дай мне пить, - попросила она жалобным голосом.

Что было делать королевичу! Он ведь и сам сгорал от жажды.

Пить, пить! - вздохнула девушка, упала на горячий песок и умерла.

Погоревал над ней королевич и поехал дальше. А когда оглянулся, то увидел, что на том месте зеленеет апельсиновая роща. Королевич удивился, но назад возвращаться не стал.

Скоро пустыня кончилась, юноша подъехал к лесу. На опушке приветливо журчал ручеек. Королевич бросился к ручью, сам напился, вволю напоил коня, а потом сел отдохнуть под раскидистым каштаном. Вынул он из-под плаща второй апельсин, подержал его на ладони, и стало томить королевича любопытство так же сильно, как недавно томила жажда. Что скрыто за золотой кожурой? И королевич надрезал второй апельсин.

Апельсин распался на две половинки, и из него вышла девушка. Она была еще красивее, чем первая.

Дай мне пить, - сказала девушка.

Вот ручей, - ответил королевич, - вода его чиста и прохладна.

Девушка припала к струе и мигом выпила всю воду из ручья, даже песок на дне его стал сухим.

Пить, пить! - опять застонала девушка, упала на траву и умерла.

Королевич очень огорчился и сказал:

Э, нет, уж теперь-то я и капли воды в рот не возьму, пока не напою третью девушку из третьего апельсина!

И он пришпорил своего коня. Проехал немного и оглянулся. Что за чудо! По берегам ручья стеной встали апельсиновые деревья. Под густой зеленью их веток ручей наполнился водой и опять запел свою песенку.

Но королевич и тут не стал возвращаться. Он поехал дальше, прижимая к груди последний апельсин.

Как он страдал в пути от зноя и жажды, - и рассказать невозможно. Однако, рано или поздно, доскакал королевич до реки, что протекала у границ его родного королевства. Здесь он надрезал третий апельсин, самый большой и спелый. Апельсин раскрылся, словно лепестки, и перед королевичем появилась девушка невиданной красоты. Уж на что были хороши первые две, а рядом с этой показались бы просто дурнушками. Королевич взора не мог от нее отвести. Лицо ее было нежнее цветка апельсинового дерева, глаза зеленые, как завязь плода, волосы золотые, словно кожура спелого апельсина.

Королевский сын взял ее за руку и подвел к реке. Девушка наклонилась над рекой и стала пить. Но река была широка и глубока. Сколько ни пила девушка, воды не убывало.

Наконец красавица подняла голову и улыбнулась королевичу.

Спасибо тебе, королевич, за то, что дал мне жизнь. Перед тобой дочь короля апельсиновых деревьев. Я так долго ждала тебя в своей золотой темнице! Да и сестры мои тоже ждали.

Ах, бедняжки, - вздохнул королевич. - Это я виноват в их смерти.

Но ведь они не умерли, - сказала девушка. - Разве ты не видел, что они стали апельсиновыми рощами? Они будут давать прохладу усталым путникам, утолять их жажду. Но теперь мои сестры уже никогда не смогут превратиться в девушек.

А ты не покинешь меня? - воскликнул королевич.

Не покину, если ты меня не разлюбишь.

Королевич положил руку на рукоять своего меча и поклялся, что никого не назовет своей женой, кроме дочери короля апельсиновых деревьев.

Он посадил девушку впереди себя на седло и поскакал к родному дворцу.

Вот уже заблестели вдали дворцовые башенки. Королевич остановил коня и сказал:

- Неужели это я? - закричала служанка. - Как я стала прекрасна! Вер- но, само солнце завидует моей красоте! - Ну, это еще неизвестно, за кем он приедет, - ответила она и принялась изо всех сил трясти дерево.

Бедная девушка из апельсина старалась, как могла, удержаться на ветвях. Но служанка раскачивала ствол все сильнее и сильнее. Девушка сорвалась с ветки и, падая, превратилась опять в золотистый апельсин.

Служанка живо схватила апельсин, сунула за пазуху и полезла на дерево. Только успела она примоститься на ветке, как подъехал королевич в карете, запряженной шестеркой белых коней.

Служанка не стала дожидаться, пока ее снимут с дерева, и спрыгнула на землю.

Королевич так и отшатнулся, увидев свою невесту хромоногой и кривой на один глаз.

Служанка быстро сказала:

Э, женишок, не беспокойся, это все у меня скоро пройдет. В глаз мне попала соринка, а ногу я отсидела на дереве. После свадьбы я стану еще лучше, чем была.

Королевичу ничего другого не оставалось, как везти ее во дворец. Ведь он поклялся на своем мече.

Отец-король и мать-королева очень огорчились, увидев невесту своего любимого сына. Стоило ездить за такой красоткой чуть не на край света! Но раз слово дано, надо его выполнять. Принялись готовиться к свадьбе.

Настал вечер. Весь дворец так и сиял огнями. Столы были пышно накрыты, а гости разряжены в пух и прах. Все веселились. Невесел был только королевский сын. Его томила тоска, такая тоска, будто он и не держал никогда в руках трех апельсинов. Хоть снова садись на коня да поезжай неведомо куда, неизвестно зачем.

Невеста попробовала одного кушанья, попробовала другого, но каждый кусок так и застревал у нее в горле. Ей хотелось пить. Но, сколько она ни пила, жажда не унималась. Тогда она вспомнила про апельсин и решила его съесть. Вдруг апельсин выкатился у нее рук и покатился по столу, выговаривая нежным голосом: Кривая кривда сидит за столом, А правда с нею проникла в дом!


Видеосказка Апельсин . Смех и Горе у Бела Моря

Экранизации сказок Бориса Шергина и Степана Писахова

"Апельсины"

Брон отошел от окна и задумался. Да, там чудно хорошо! Золотой свет и синяя река! И синяя река, широкая, свободная...

Свежий весенний воздух так напирал в камеру, всю вызолоченную ярким солнцем, что у Брона защекотало в глазах и подмывающе радостно вздрогнуло сердце. Не все еще умерло. Есть надежда. Все пройдет, как сон, и он увидит вблизи синюю, холодную пучину реки, ее вздрагивающую рябь. Увидит все...

Как молодой орел он взмоет, освобожденный в воздушной пустыне и - крикнет!.. Что? Не все ли равно! Крикнет - и в крике будет радость жизни.

Так бежала мысль, и взгляд Брона упал в маленькое, потускневшее зеркало, повешенное на стене. Из стекла напряженно взглянуло на него небольшое, бледное, замученное лицо, обрамленное редкими, сбившимися волосами. Тонкая, жилистая шея сиротливо торчала в смятом воротничке грязной, ситцевой рубахи. Он машинально провел рукой по глазам, блестящим и живым, и снова задумался.

Брон сидел и курил, но мучительное беспокойство, соединенное с раздражением, действовало, как электрический ток, вызывая зуд в ногах. Он зашагал по своей клетке. Всякий раз при повороте у окна перед ним сверкал большой четыреугольник, перекрещенный решеткой, полный солнца, лазури и зелени. Мысли Брона летали как беспокойные птицы, что у реки, над бархатом камышей, поминутно вспархивают и кружатся с резким, плачущим криком.

Вдвойне неприятно сидеть в тюрьме, чувствовать себя одиноким и знать, что до этого нет никому дела, кроме тех, кто заведует гостиницей с железными занавесками.

Так думал Брон, и злое, гневное чувство росло в его душе по отношению к тем, кто знал его, звал "товарищем", а теперь не потрудится написать пару строчек или прислать несколько рублей, в которых Брон нуждался "свирепо" -

по его выражению. В те периоды, когда он не сидел в тюрьме, одиночество составляло необходимое условие его существования. Но сидеть в одиночной камере и быть одиноким становилось иногда очень тяжело и неприятно.

Он ходил по камере, а весна смотрела в окно ласковыми, бесчисленными глазами, и ее ленивые, певучие звуки дразнили и нежили. Синяя река дрожала золотыми блестками; внизу, глубоко под окном, как шаловливые дети, лепетали молодые, зеленые березки.

"Тяжело сидеть весной, - подумал Брон и вздохнул. - Третья весна в тюрьме..."

И он подумал еще кое-что, чего не решился бы сказать никому, никогда.

Эти волнующие мысли остановились перед глазами в виде знакомого образа. У

образа были большие, темные глаза и нежное, продолговатое лицо...

И это ушло... Ради чего? Да, - ради чего? - повторил он. -

Несчастная, рабская страна...

Брон еще раз взглянул вверх, откуда лились золотые потоки света, пыльного и горячего; подавил мгновенную боль, сел и раскрыл "Капитал".

Сухие, математически ясные строки понеслись перед глазами, падая в какую-то странную пустоту, без следа, как снежинки. И от этих безжалостных строк, ядовитых, как смех Мефистофеля, неутомимых и спокойных, как бег маятника, -

ему стало скучно и холодно.

Брякнул ключ, и с треском откинулась форточка в слепой, желтой двери.

В четыреугольном отверстии появились щетинистые усы, пуговицы и бесстрастный, хриплый голос произнес:

Передача!..

Сперва Брон не сразу сообразил, что слово "передача" относится к нему.

Затем встал, подошел к форточке и принял из рук надзирателя тяжелый бумажный пакет. Форточка сейчас же захлопнулась, а радостно-взволнованный

Брон поспешил положить полученное на койку и взглянуть на содержимое пакета. Чья-то заботливая рука положила все необходимое арестанту. Там был чай, сахар, табак, разная еда, марки и апельсины. Брон стоял среди камеры и улыбался широкой улыбкой, поглядывая на сокровища, неожиданно свалившиеся в форточку. И оттого, что день был тепел и ясен, и оттого, что неожиданная забота незнакомого человека приласкала его душу, - ему стало очень хорошо и весело.

"Ну, кто же мог прислать? - соображал он. На мгновение образ с темными глазами выплыл перед ним, но сейчас же закрылся картиной дальнего ледяного севера. - Н-нет... Впрочем, сейчас увижу. Если есть записка - значит, это кто-нибудь из своих"...

И он начал торопливо рыться в провизии. Ничего не оказалось. Слегка устав от бесплодных поисков, Брон принялся ожесточенно обдирать ярко-красный апельсин, и вдруг из сердцевины фрукта выглянула маленькая серебряная точка. Он быстро запустил пальцы в сочную мякоть плода и вытащил тоненькую, плотно скатанную бумажную трубочку, завернутую в свинец.

"Вот она. Какая маленькая! Однако хитро придумано!.."

Трубочка оказалась бумажной лентой, сохранившей тонкий аромат духов, смешанный с острым запахом апельсина. Бисерный женский почерк рассыпался по бумаге и приковал к себе быстрые глаза Брона.

"Товарищ! - гласила записка. - Я узнала случайно, что Вы сидите и очень нуждаетесь. Поэтому не сердитесь, что я посылаю вам кое-что. Мой адрес - В.О. 11 л., 8. - Н.Б. Вам, должно быть, ужасно тяжело сидеть, ведь теперь весна. Ну, не буду дразнить, до свидания, если что нужно - пишите.

И тут Брон вспомнил, как неделю тому назад, перестукиваясь с соседом, он просил передать на "волю", что ему очень нужны предметы первой необходимости. Теперь стало ясно, что передачу и записку принес кто-нибудь из... Перечитав два раза маленькую белую бумажку, Брон почувствовал, что ему хочется разговаривать, и стал разговаривать с незнакомкой посредством чернил и бумаги. Письмо вышло большое и подробное, причем он не упустил случая щегольнуть остроумием. А под конец письма слегка "прошелся" по адресу кадетов, назвав их "политическими недоносками" и "фальстафами". И, уже кончив писать, - вспомнил, что пишет незнакомому человеку.

"А все же пошлю, - подумал Брон, успокаивая себя еще тем соображением, что ответ - долг вежливости. - Скучно же так сидеть..."

Так подумал Брон, стоявший среди камеры с апельсином в одной руке.

Второй же Брон, сидевший где-то глубоко в Броне первом, сказал:

Как приятно, когда о тебе заботятся. Я хочу, чтобы этот человек еще раз написал мне. Еще хочу каждый день испытывать тепло и ласку внимательной, дружеской заботы...

Легкое возбуждение, вызванное событием, улеглось, Брон отложил письмо и стал есть. После долгого поста все казалось ему необычайно вкусным.

Четверг был снова днем свиданий и передач, и Брон опять получил бумажный пакет с снедью и апельсинами. В одном из них он отыскал бумажную трубочку, закатанную в свинец; Н.Б. писала, что письмо его получено и ему очень благодарны. Следующее место из записки не оставляло сомнения в том, что пишет человек молодой, наивный и искренний.

"...Я прочитала Ваше письмо и весь день думала о вас всех, сидящих в этом ужасном месте. Если бы Вы знали, как мне хочется пострадать за то же, за что мучают Вас! Мне кажется, что я не имею права, не могу, не должна жить на свободе, когда столько хороших людей томятся. Пишите. Зачем пишу

Вам это? Не знаю. Н.Б."

Брон, прочитав записку, тут же сел и написал длинное письмо, в котором объяснял, что "страдания "их" - ничто в сравнении с тем великим страданием, которое века несет на себе народ. Очень Вам благодарен за пирожки и апельсины. Пишите, пожалуйста, больше. Брон".

Раскрывая на сон грядущий Гертца и следя засыпающей мыслью за чистенькими статистическими таблицами, Брон решил, что Н.Б. - высокого роста, тоненькая брюнетка, в широкой шляпе с синей вуалью. Это помогло ему дочитать главу и про себя высмеять "оппортуниста" Гертца.

Через неделю переписка приняла прочные и широкие размеры, и Брон всегда с нетерпением, не глядя в себя, ожидал записок, в свою очередь, посылая большие, подробные письма, в красивой, грустной форме заключавшие его надежды и мысли. Нежная и тихая печаль странной дружбы ласкала его душу, как отдаленная музыка. И чувствуя, но плохо сознавая это, он с каждым днем чувствовал все сильнее страшный контраст двуликой, разгороженной решеткой жизни, контраст синей реки, окрыляющего пространства и тесно примкнувшей к нему маленькой одиночной камеры с бледным, сгорбившимся человеком внутри...

Так шли день за днем, однообразные, когда не было передач, и яркие, когда в камере Брона становилось тесно от светлых, как хрустальные брызги, мыслей, набросанных на узкой полоске бумаги торопливой, полудетской рукой.

Девушка писала Брону, что и ей тесно жить, что, чувствуя себя как в тюрьме, в мире, полном грязного, тупого самодовольства, она рвется на борьбу с темными силами, мешающими свежим, зеленым росткам новой жизни купаться в лучах и теплом весеннем воздухе. И, читая эти певучие, жалобные строки, где горе, смех и слезы мешались и искрились, как дорогое вино, Брон вспоминал прошлое, розовые мечты и неподдельную, строгую к себе и другим отвагу юности.

В один из четвергов, когда за дверью камеры, где-то глубоко внизу, гремели голоса и шаги надзирателей, Брон, получив свой пакет, вынул оттуда только один апельсин, огромный, кроваво-красный. Вытащив из него записку, он сел и прочитал:

"Дорогой Брон! Вам, в самом деле, должно быть ужасно скучно. Поэтому не сердитесь на меня за то, что я вчера была в жандармском управлении и выхлопотала свидания с Вами под видом вашей "гражданской жены". Трудненько было, но ничего, обошлось. Меня зовут Нина Борисова. Ничего почти не пишу

Вам, ведь сегодня увидимся и наговоримся.

У меня сегодня хорошее настроение. И так тепло, весело на улице. Н.Б."

"И так тепло, весело на улице", - подумал Брон. Прочитав записку еще раз, он с сильно бьющимся сердцем подошел к старенькому чемодану и стал вынимать чистую голубую рубаху. Но тут же внизу раздались четыре свистка, и торопливый резкий голос крикнул:

56-й! На свидание!

И Брон почувствовал апатию и усталость. Ему хотелось сказать, что он не пойдет на свидание. Но, когда надзиратель распахнул дверь и, быстро окинув камеру привычным взглядом, сказал: "Пожалуйте!", Брон заторопился, суетливо пригладил волосы, выпрямился и вышел.

Внизу, в длинном, чисто выметенном коридоре гремели крики надзирателей, звон ключей, кипела суетливая беготня, как всегда в дни свиданий. "Зальный" надзиратель, толстый, усатый человек с медалями, увидя

Брона, поспешно спросил:

На свидание? В конец пожалуйте, в камеру направо!

Брон пошел в конец длинного коридора, ступая той быстрой, легкой походкой, какой ходят люди, долго сидевшие без движения. Другой надзиратель, гладко причесанный, печальный человек, ввел его в пустую камеру, заново выкрашенную серой масляной краской, и вышел, притворив дверь. Прошло несколько томительных минут, которые Брон старался сократить курением, не в силах будучи побороть чувство стеснения, неловкости и ожидания. Наконец дверь быстро распахнулась, и тот же надзиратель равнодушно произнес:

Пожалуйте сюда!

У Брона сильно забилось сердце, и через два шага его ввели в другую камеру, где стоял небольшой столик, покрытый газетной бумагой, а у столика сидел жандармский ротмистр, молодой человек с сытым, бледным лицом и сильно развитой нижней челюстью. Брон вошел и неловко остановился среди камеры.

Маленькие глаза ротмистра скучающе скользнули по нем, и Брону показалось, что ротмистр подавил усмешку. Брон вспыхнул и повернулся к двери.

В камеру, слегка переваливаясь, вошла толстенькая, скромно одетая, некрасивая девушка с розовыми щеками и светлыми, растерянными глазками, которые слегка расширились, остановившись на Броне. Брон шагнул к ней навстречу и усиленно-крепко пожал протянутую ему руку.

Ну, вот... здравствуйте! - сказал он, кашлянув. - Ну, как здоровы? -

поспешил он добавить, чувствуя, что предательски краснеет.

Прошу сесть, господа! - раздался скрипучий голос ротмистра, и Брон послушно засуетился, опускаясь на стул и не отводя глаз от лица посетительницы. Она тоже села, а на столе между ними протянулись пухлые, белые руки ротмистра. Прошло несколько секунд, в течение которых Брон тщетно, с отчаянием придумывал тему для разговора. Мысли его вертелись с ужасающей быстротой, и одна из них била его по нервам:

"Я сижу тупо, как дурак! - Как дурак! - Как дурак!"

Ну, говорите же что-нибудь, - тихо сказала девушка и виновато улыбнулась. Голос у нее был слабый, грудной. - Ужасно это, как мало дают свидания. Пять минут... Вон в предварилке, говорят, больше...

Да, там больше, - согласился Брон значительным тоном. - Там десять минут дают...

И он опять умолк, прислушиваясь к себе и желая, чтобы пять минут уже кончились.

Я очень торопилась сюда, - продолжала девушка. - Мне надо еще поспеть в одно место... А здесь ждала - час... или нет? Полтора часа...

Спасибо, что пришли, - сказал Брон деревянным голосом. - Очень скучно сидеть... - "Что же это я жалуюсь?" - внутренно нахмурился он. - А

Я? - рассеянно протянула девушка. - Да все так же...

Они еще немного помолчали, поглядывая друг на друга. И обоим почему-то было грустно. Ротмистр подавил зевок, побарабанил пальцами по столу и, с треском открыв огромные часы, сказал, поднимаясь:

Свидание кончено... Кончайте, господа!..

Брон и Борисова поднялись и снова улыбнулись растерянно и жалко, мучаясь собственной неловкостью и чужой, враждебной атмосферой, окружавшей их. Девушка пошла к дверям, но на пороге еще раз обернулась и торопливо бросила:

Я приду в четверг... А вы не скучайте.

Она думала, быть может, встретить другого, закаленного человека, сильного и гордого, как его письма, с резкими движениями и мягким взором...

Все может быть. Может быть и то, что, выходя на улицу, она бросила длинный взгляд на мрачный фасад тюрьмы, схоронивший за железными прутьями столько прекрасных душ... Может быть также... - Все может быть.

Брон медленно поднимался по лестнице к "своему" коридору и "своей"

камере. Ему было тяжело и неловко, как человеку, уличенному в дурном поступке, хотя он и сам не знал - отчего это... И он думал о странностях человеческой жизни, о тайных извилинах души, где рождаются и гаснут желания, - двуликие, как и все в мире, смутные и ясные, сильные и слабые. И

жаль было этих прекрасных цветов, пасынков жизни, обвеянных поэтической грезой, живущих и умирающих, как мотыльки, неизвестно зачем, почему и для кого...

Войдя в камеру, Брон подошел к окну, вздохнул и стал смотреть на блестящие краски весеннего дня, цветным покровом обнимающие пространство.

Синела река, звонкий, возбуждающий гул уличной жизни пел и переливался каскадом. И новая морщина легла в душе Брона...

См. также Грин Александр - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

Барка на Зеленом канале
I - Выходя из дома, никогда не знаешь наверное, чем это может окончить...

Бархатная портьера
I Пароход Гедда Эльстон пришел в Покет после заката солнца. Кроме стар...



Понравилась статья? Поделитесь ей
Наверх